Макроэкономика

Которому должна подчиняться сама законодательная власть, является сохранение общества и (в той мере, в какой это будет совпадать с общественным благом) каждого члена общества». Локкова концепция происхождения государства из общественного договора изложена в «Двух трактатах». Случилось это так. В давние времена вследствие роста народонаселения появились симптомы перехода естественного состояния в «войну всех против всех». И именно в этот момент люди предпочли, возможно, по молчаливому согласию, учредить государство и вручили первым правительствам исполнительную власть. Таким образом, естественное состояние проходит ряд стадий, превращаясь в состояние общественное. В отличие от Гоббса Локк считает, что общество складывалось до появления государства и последнее призвано не ограничивать свободу и инициативу, а гарантировать ее. Верховным сувереном в государстве является не правительство, а нация. Образование правительства и передача ему народом исполнительной власти Локк уподобляет «договору-поручению» (trustchip), т.е. обязательству правительства служить интересам нации и исполнять ее волю: гарантировать право собственности и правила общежития, действовавшие уже в естественном состоянии. Для этого оно должно кодифицировать фактически утвержденные самим народом законы и создать карательные органы, обеспечивающие соблюдение их, т.е. гарантирующие гражданам «жизнь, личную свободу и частную собственность» (lives, liberties and estate). Примечательно, что в состав понятия «собственность гражданина» Локк включил его личную свободу. Всякое правление обязано подчиняться этим законам. Английский мыслитель Барух Спиноза (1632-1677).

Рассматривал государство с позиции «чистого разума». Как реалист, он понимал, что люди склонны к поступкам, противоречащим разуму и рациональности. Человеческая природа устроена так, что люди отыскивают прежде всего свою выгоду. Страсти и аффекты часто побеждают разум. «Поэтому ни одно общество не может существовать без власти и силы, а следовательно, и без законов, умеряющих и сдерживающих страсти и необузданные порывы людей». Как бы провидя тьму веков, он вместе с Гоббсом предостерегает новые поколения от опасности анархии: «С уничтожением государственной власти ничто хорошее не может устоять, но все подвергается опасности, и только ярость и беззаконие господствуют, наводя величайший страх на всех». И Гоббс и Спиноза согласны в том, что люди по своей природе склонны к вражде. Ее разрушительных последствий можно избежать, лишь заменив естественное право правом гражданским, общественным договором, учреждением государства. Но если, по Гоббсу, перенесение естественных прав каждым индивидом на суверена является абсолютным, а учреждение государства означает конец свободы, то Спиноза не делает этого пагубного для человечества вывода. У него государственный строй, спокойствие и порядок не требуют всеобщего рабства. И наоборот, мир, в котором царят рабство, варварство и одиночество, не достоин человеческой природы. Гражданский мир, согласно Спинозе, не есть простое отсутствие смут и междоусобий, это «истинный мир, основанный на положительной энергии нашего духа»,.

Его свободном волеизъявлении. У него более трезвый взгляд на государственность по сравнению с Аристотелем, для которого человек – политическое животное, а государство – благостное общение равных и свободных людей. Спиноза же говорит, что многое зависит от организации самого общества и, если организация его становится государственной, оно должно строиться на подчинении одних людей другим, а власть становится осью общественных отношений. Регулирование человеческих отношений происходит через оценку их деятельности, того, что зримо проявляется в поступках; тогда возможно применение силы и власти. Что же касается образа мыслей и чувств, то здесь человек должен быть абсолютно свободен. Судьба не баловала Спинозу при жизни, как и его произведения после смерти. Он умер в нищете от чахотки в 1677 г. в возрасте сорока четырех лет. С тех пор его прах покоится на городском кладбище Нейве Керк в Гааге в склепе под номером 162. Отношение к трудам Спинозы в течение полутораста лет было негативным из-за их антиклерикальной и демократической направленности, а также проклятия еврейской общины. Переоценка наследия великого мученика Спинозы произошла почти мгновенно и повсеместно. Но и здесь не обошлось без перекосов. Людвиг Фейербах назвал его «Моисеем современных вольнодумцев и материалистов». Другие преподносили его как последовательного идеалиста, иногда как пантеиста и, во всяком случае, как глубоко верующего мыслителя, совершившего.

«религиозную революцию» и создавшего экуменическую философию, в которой сочетаются наука и религия для всех. Можно вспомнить и о том, что в советское время прискорбная практика разрушения храмов зачастую прикрывалась авторитетом Спинозы, которого наши «богоборцы» (академик Миней Губельман, он же Емельян Ярославский, со своим Союзом воинствующих безбожников), зачислив в атеисты, сделали своим знаменем, презрев его собственный призыв: «Очень важно, чтобы храмы, посвященные отечественной религии, были обширны и благолепны». Так что постигший многие языки мыслитель не ошибся, записав: «Ничего нельзя сказать настолько правильно, чтобы сказанное нельзя было исказить дурным толкованием», и что уж говорить о тех, которые «имея возможность втайне вершить дела государства, абсолютно держат последнее в своей власти и так строят гражданам козни в мирное время, как врагу в военное». Неразумно отрицать влияние Спинозы на мыслителей позднего времени. Здесь можно вспомнить слова Генриха Гейне: «Великий гений образуется при пособии другого великого гения не столько посредством ассимиляции, сколько посредством трения. Алмаз полирует алмаз. Так, философия Декарта отнюдь не произвела философии Спинозы, но только содействовала происхождению ее». Ясно, что утверждение поэта скорее образно, чем научно и объективно. Думается, что Бертран Рассел в своей «Истории западной философии» после всестороннего рассмотрения важнейших этапов европейской мысли имел все основания определить место Спинозы в таком содержательном ряду, как Платон,.

Св. Августин, Фома Аквинский, Декарт и Кант, имея в виду, что для них «характерно тесное сочетание религии и рассуждения, морального вдохновения и логического восхищения тем, что является вневременным». Именно это сочетание отличает, по мысли Б. Рассела, «интеллектуализированную теологию Европы от более откровенного мистицизма Азии». Завершая экскурс в историю западной государственности, следует остановиться на идеях, положенных в основу американской «Декларации независимости». Шарль Луи Монтескье (1689–1755), автор теории задержек и противовесов, детально развил идеи Локка и Спинозы о разделении государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную. Его теория нашла воплощение в американской системе государственной власти, манифестом которой стала «Декларации представителей Соединенных Штатов Америки, собравшихся на общий конгресс». Это один из выдающихся политических и социально-философских документов Нового времени. Декларация обосновывала право американских колонистов провозгласить свою государственную независимость от британской метрополии. В более широком смысле она утверждала право народов на независимость, жизнь, свободу и стремление к счастью. Создателем Декларации считается Томас Джефферсон (1743–1826). Приведем некоторые выдержки из нее. «Когда ход событий принуждает какой-нибудь народ порвать политическую связь, соединяющую его с другим народом, и занять наравне с остальными державами независимое положение, на которое ему дают право естественные и божеские законы, то должное уважение к мнению человечества обязывает его изложить причины, побуждающие его к отделению. Мы считаем очевидными.

Следующие истины: все люди сотворены равными, и все они одарены своим создателем очевидными правами, к числу которых принадлежит жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав учреждены среди людей правительства, заимствующие свою справедливую власть из согласия управляемых. Если же данная форма правительства становится гибельной для этой цели, то народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и с такой организацией власти, какие, по мнению этого народа, всего более могут способствовать его безопасности и счастью. Конечно, осторожность советует не менять правительств, существующих с давних пор, из-за маловажных или временных причин. И мы действительно видим на деле, что люди скорее готовы терпеть зло до последней возможности, чем восстановить свои права, отменив правительственные формы, к которым они привыкли. Но когда длинный ряд узурпации, неизменно преследующих одну и ту же цель, обнаруживает намерение предать этот народ во власть неограниченного деспотизма, то он не только имеет право, но и обязан свергнуть такое правительство и на будущее время вверить свою безопасность другой охране. Эти колонии также долго и терпеливо переносили разные притеснения, и только необходимость заставляет их теперь изменить свою прежнюю форму правления. История нынешнего короля Великобритании полна беспрестанных несправедливостей и узурпации, прямо клонившихся к тому, чтобы ввести неограниченную.

Тиранию в этих штатах. В доказательство представляем на суд беспристрастному миру следующие факты…» (следует длинный список прегрешений короля перед народом Соединенных Штатов). «На каждой стадии этих притеснений мы подавали королю петиции, составленные в самых смиренных выражениях, и просили его об оказании нам правосудия; но единственным ответом на все наши петиции были только новые оскорбления. Государь, характер которого заключает в себе черты тирана, не способен управлять свободным народом. Нельзя также сказать, чтобы мы не обращали внимания на наших братьев-британцев. Время от времени мы предостерегали их о попытках из законодательного собрания подчинить нас незаконной юрисдикции. Мы напоминали им о тех условиях, при которых мы эмигрировали и поселились здесь. Мы взывали к врожденному в них чувству справедливости и великодушия, и мы заклинали их узами нашего родства с ними выразить порицание актам узурпации, которые неизбежно должны были разъединить нас и прекратить сношения между нами. Но они также остались глухи к голосу справедливости и кровного родства. Поэтому мы должны подчиниться необходимости, принуждающей нас отделиться от них, и считать их отныне, как и другие народы, врагами во время войны и друзьями во время мира. В силу всего этого мы, представители Соединенных Штатов Америки, собравшиеся на общий конгресс, призывая верховного судию мира в свидетели правоты наших намерений, объявляем от.

Имени и по уполномочию народа, что эти соединенные колонии суть по праву должны быть свободные и независимые Штаты. С этого времени они освобождаются от всякого подданства британской короне и всякая политическая связь между ними и великобританским государством совершенно порывается. В качестве свободных и независимых Штатов они приобретают полное право объявлять войну, заключать мир, вступать в союзы, вести торговлю и совершать все то, на что имеет право независимое государство. Твердо уповая на помощь Божественного провидения, мы взаимно обязываемся друг другу поддерживать эту декларацию жизнью, имуществом и честью». Эта Декларация ознаменовала создание Соединенных Штатов, и хотя впереди их еще ждала война за независимость, кровопролитная борьба Севера и Юга за отмену рабства и много-много других великих и малых событий и потрясений, но Конституция, созданная на основе Декларации и проникнутая духом либерализма, обеспечила такие темпы экономического развития, которые уже к началу XX в. вывели США в пятерку передовых держав мира, а к середине века, после Второй мировой войны, сделали их первой супердержавой по всем показателям. Вклад Дж. Бьюкенена Прямое отношение к рассматриваемой теме имеет знаменитая работа Джеймса Бьюкенена «Пределы свободы: между анархией и Левиафаном» (1975). Изложим кратко содержание 9-й главы этой книги, которая называется «Угроза Левиафана»*. В 1651 г. Томас Гоббс ввел термин «Левиафан» для характеристики.

Суверенного государства. Сегодня этим словом обозначают некое чудовище, олицетворяющее зло, связанное с деятельностью правительства и политическими процессами, которым хотят дать уничижительную оценку или когда стремятся привлечь внимание к опасностям, связанным с расширением в экономике государственного сектора. В условиях демократии человек рассматривает себя двояко: как гражданина, стихийно участвующего в правительственной политике, и как субъекта, вынужденного подчиняться правилам поведения, которые он лично, быть может, не одобряет. Для человека конца XX в. его раздвоенное отношение к государству является естественным наследием культуры постпросвещения и постсоциализма. Сегодня, разумеется, трудно оценить значимость тех изменений в начальных представлениях о мире, которые позволили субъекту впервые ощутить себя независимым, хотя концепция свободного человека была знакома еще греческим и римским философам. Средневековое христианство понимало индивидуальное спасение как дело, совершаемое исключительно во славу Бога. И только с освобождением от вериг Средневековья, только с появлением трудов Гоббса, Спинозы и их современников человек становится независимым от других людей, от Бога, государства и города. В джунглях мира Гоббса жизнь независимого человека была нищей, грязной, грубой и короткой. Но в способности Гоббса увидеть и понять причины такого существования как раз и состоит качественное отличие его мировоззрения от картины мира ранних философов. Способны ли мы сегодня понять анархистов, живших до Гоббса? В высшей степени знаменательно, что, едва успев.

Обрести независимость, человек восстал против государства и даже в дискуссиях о рациональных основах послушания требовал гарантий своему стремлению продолжать начатый бунт. Джина нельзя было загнать назад в бутылку, сколь бы логичными ни казались аргументы, приводимые философами. Теперь человек мог мыслить себя монархом, избавленным от тягот обыденной жизни и окружающих порядков, а отдельные представители рода человеческого определенно пытались реализовать свои мечты на практике. Спиноза, Локк и еще более непримиримо Руссо выступили против предложенного Гоббсом рабского контракта между человеком и его государством-хозяином. Они предложили рассмотреть социальный договор между независимыми людьми. Из договора между свободными людьми должен был появиться основной закон. Впервые человеку был предложен план прыжка из его эволюционной истории. Вместе со своими единомышленниками он мог изменить всю структуру общественного порядка. Концепция была захватывающей, а ее последствия – драматическими; наступила эра демократических революций. Нет необходимости детально обсуждать ступени продолжительной и извилистой истории Нового времени. Были в ней вспышки насильственных переворотов, кровавые революции, жестокий террор, репрессивные реформы, контрреволюции. Терпели неудачу попытки человека жить по принципам, выработанным мечтателями эпохи Просвещения. Свергались тираны, одни правящие элиты исчезали, другие появлялись. И уж коль скоро политический и социальный порядок возник первоначально как инструмент завоеваний (а эта сторона его виделась прежде всего), то как могла экономическая основа такого порядка противостоять.